Глава 8

Хельмут фон Мольтке стоял на небольшом наблюдательном пункте и недовольно морщился от запаха гари и трупного разложения, что доносился до него легким ветерком. Эта тошнотворная «свежесть» приходила от бульвара, что лежал в трех милях в стороне от фельдмаршала. Вроде бы обычная улица, проход по которой был закрыт довольно массивным завалом из камней. На первый взгляд ничего необычного. Однако фланкирующие огневые точки французов, укрытые в зданиях, превращали этот бульвар в заваленную трупами аллею смерти.

Хельмут смотрел на эту картину локального апокалипсиса и с трудом сдерживал сильную злость. Да и что говорить — натуральную ярость! Ведь уже вторую неделю шел штурм, а толку не было практически никакого. Все подходы к Парижу завалены трупами. А продвижение ограничилось глубиной в один-три квартала, да и то только потому, что занятые территории города не вписывались в концепцию обороны и никем не защищались.

Укрепленные фланкирующие огневые точки оказались решением совершенно неприступным для военной машины европейских стран образца 1871 года. Ведь их располагали за серьезными фронтальными укрытиями, а потому пулеметчики и артиллеристы оказывались фактически неуязвимыми для легких полевых орудий Пруссии, Италии и прочих участников антифранцузской коалиции. А чугунные гранаты, начиненные черным порохом, действовали чрезвычайно слабо, вызывая, как правило, только легкие контузии и портя здоровый сон своими разрывами.

В связи со столь печальной обстановкой на передовой положение в рядах осаждающих армий стремительно ухудшалось: падала дисциплина, усиливалось дезертирство, становились чаще случаи неподчинения командирам. То есть моральное разложение шло ударными темпами. В памяти фон Мольтке особенно отпечатался эпизод, когда пришлось расстрелять целую роту пехотинцев, поднявших бунт и заколовших штыками своих офицеров.

Ситуация с каждым днем становилась все хуже и хуже, а успех становился все более призрачным, настолько, что…. Но из угрюмых мыслей его вырвал знакомый голос адъютанта, о чем-то там рапортовавший. Не разобрав сразу фразу, фельдмаршал обернулся и переспросил:

— Герхард, что случилось?

— Срочная депеша, — вытянулся по струнке адъютант и протянул конверт.

— Что там? Не в курсе?

— Приглашение на вечерний чай в ставку британского командования.

— Что, эти островные сидельцы придумали новый способ штурмовать укрепленный город?

— Не могу знать.

— Конечно, Герхард, не можете, — слегка покачал головой Хельмут. — Вы свободны.

— Итак, господа, — сэр Эдуард Дерби в форме пехотного офицера британской армии смотрелся весьма недурно. — За девять дней боев мы понесли чудовищные потери. Только двести семь тысяч убитыми! Но никаких серьезных успехов, угрожающих Парижу падением, добиться не смогли. У кого какие предложения?

— Сэр, — встал офицер в бельгийской форме, — мы можем прекратить попытки штурма. И взять город осадой. Для этого у нас есть все возможности. Да и очаги французского сопротивления в западных и северных регионах требуют внимания. Под Пуатье стоит свыше сорока тысяч французов, причем не абы каких, а обстрелянных и прошедших через несколько сражений. Я считаю, что они представляют большую угрозу для нашей военной кампании, нежели окопавшаяся группировка войск в Париже. По крайней мере, у войск под Пуатье есть свобода маневра. Например, они могут выйти к нам на коммуникации и серьезно усложнить снабжение союзной армии. Поэтому я считаю, что нет нужды в штурме.

— Ваши слова очень разумны, — подал голос Хельмут фон Мольтке. — Однако я считаю, в нашем случае такой подход неуместен. Дело в том, что стоимость этой войны очень высока. Боевые действия с остатками полевой французской армии могут тянуться месяцами. Да и осада Парижа потребует содержания весьма солидных сил, многократно превышающих численность городского гарнизона. Боюсь, что если мы поступим по предложенному сценарию, то будем вынуждены воевать еще год, а то и более того. Вы готовы к этому? Даже Бельгия, выставившая всего один пехотный корпус, и то, боюсь, столь затяжной военной кампании будет не рада. Или я не прав? — Мольтке вопросительно посмотрел на предыдущего оратора и замолчал.

— Да, вы правы. Затяжная война — не то, на что рассчитывает Бельгия, — грустно ответил бельгиец. — Вы уверены в своем прогнозе?

— Абсолютно. По данным нашей разведки, из Парижа выслали большую часть населения, одновременно с этим завезя очень солидные запасы продовольствия. При экономном использовании известных нам запасов парижский гарнизон легко сможет продержаться до года. А ведь мы могли узнать не все. И сил для полноценной осады с одной стороны и военных операций против остатков полевых армий нам просто не хватит. Ведь чем дольше мы находимся в этой стране, тем выше угроза восстания, предотвращение которого также будет оттягивать на себя определенные силы. — Хельмут замолчал, и потянулись долгие секунды молчания, который посмел нарушить лишь Альберт Ротшильд.

— Господа, а почему бы нам не пригласить Александра? Ведь, следуя логике записки, что распространил среди союзников уважаемый фон Мольтке, основной причиной топтания на месте является банальное отсутствие серьезной осадной артиллерии. А у русских она есть. Это решит все наши проблемы одним махом. — Альберт не спеша оглядел присутствующих, но никто так и не решился его поддержать.

— Мы все очень уважаем вас и вашу фамилию, — высказался сэр Дерби, — но русских мы пригласить никак не можем. И вы отлично понимаете почему. — Эдуард выразительно посмотрел на Альберта, но встретив лишь невыразительный, спокойный взгляд, продолжил: — Если мы пригласим русским, то покажем полную несостоятельность европейского оружия. Будто бы мы без этих варваров даже осажденную столицу взять не в состоянии. Вы хотите, чтобы на вас и вашу страну пало столь позорное клеймо?

— При всем уважении я вынужден с вами не согласиться, — Альберт взял небольшую паузу. — Нам всем нужно понять, что для нас важнее. На одной чаше весов лежит политический престиж и формальная слава победителей, на другой — финансовое разорение. Не хочу говорить за всех, но, думаю, недовольство населения наблюдается во многих государствах. Вы уверены, что за политический престиж нужно платить столь серьезную цену? Да, наша слава станет чуть меньше, если во взятии Парижа главную скрипку сыграет Александр, но мы все равно останемся победителями и сможем распорядиться Францией так, как считаем нужным. Вплоть до полной аннексии ее территории. Боюсь, что мы, господа, путаем видимость с реальностью.

Разговор длился довольно долго, однако к общему мнению не пришли. Так что сэр Дерби предложил всем провести консультации и спустя три дня продолжить это совещание. Само собой, с надеждой, что кто-то из участников сможет предложить какое-нибудь решение, способное решительно переменить ход осады без привлечения русского корпуса. Однако надежды англичан не оправдались. Альберт смог провести ряд закулисных переговоров с Бисмарком и Гарибальди. Их апофеозом стало трехстороннее соглашение в ставке прусских войск, закончившееся одобрением предложения испанского Ротшильда.

Как ни крути, а продолжать войну Пруссия не могла в силу ее полнейшей финансовой истощенности. В ряде городов уже начались рабочие стачки, и угроза повторения грозных восстаний 1848 года становилась с каждым днем все более реальной. Все было настолько серьезно, что Вильгельм оказался готов на любые меры, лишь бы поскорее завершить эту тяжелую для его короны кампанию. Так что Бисмарк не получил никаких препятствий при согласовании. Да, Вильгельм едва ли не скрежетал зубами от того, что приходится делиться с кем-то победой, но выбора у него не оставалось.

Поэтому, когда три дня спустя было проведено повторное совещание союзников, предложение Альберта Ротшильда было поддержано Пруссией и Италией. Такой несколько неожиданный для Великобритании расклад сил заставил Лондон уступить, ибо самостоятельно брать штурмом Париж англичане не имели никакого желания. Особенно в свете того, что Пруссия и Италия обладали в этой войне самыми большими армиями. Лондон, безусловно, пытался возмущаться, но англичане резко притихли после того, как Бисмарк и Гарибальди пригрозили заключить с Францией сепаратный мир. Подобный шаг мог резко изменить всю картину театра боевых действий. Ведь, кроме довольно небольшой швейцарской армии, остальные были совершенно небоеспособны, так что выход из войны Пруссии с Италией мог привести к поражению всех остальных участников коалиции. Паника получилась знатной. Больше всех возмущался король Бельгии Леопольд II, у которого к Александру были свои счеты после скандала с транспортной компанией «Арго».