Часть первая

Дела государственные

Глава 1

Над Вовочкой долго шутили, потом он вырос и стал Владимир Владимирович.

Теперь шутит он…

Александр Егорович Тимашев взволнованно шел по коридору Большого Гатчинского дворца, прижимая к себе толстую папку. Первое заседание Государственного совета в новом статусе вызывало тревогу, тем более что Его Императорское Величество, Александр 3 разительно отличался от своего отца, как манерами, так и репутацией. Настолько сильно, что про него даже шутки и анекдоты старались не отпускать. Конечно, за такие мелочи никого не наказывали, по крайней мере, Александр Егорович о подобном не слышал, но чиновники высокого ранга считали столь фривольные высказывания совершенно излишним.

Тимашев вошел в кабинет, где уже практически все собрались. Быстро прошел к своему месту и сразу же зарылся в бумаги, освежая в памяти материалы своего доклада. Так деловито, что со стороны и не скажешь, что он когда-то занимался чем-то другим. Александр Егорович отвлекся лишь единожды, бросив недолгий взгляд на Путятина, сидевшего как будто в тени с легкой блуждающей улыбкой на лице. Глава контрразведки наблюдал за ними так, будто он сытый кот, а перед ним возятся мышки. «Не нравиться мне этот взгляд… что-то он задумал… или не он» — пронеслось в голове у Тимашева, но развить свою паранойю он не успел, так как прибыл виновник торжества, то есть, Александр.

Его Императорское Величество влетел в кабинет столь стремительным шагом, что не все чиновники даже успели встать в приветствии.

Тимашев еле заметно вздохнул. Приход Александра к власти переменил очень многое. Раньше, при прошлом Императоре, так никто ходить и не мыслил, почитая за «невместное» поведение. А сейчас, появись ты в коридорах, шагая «по-старому», тебя иначе как «парализованным бакланом» и не назовут. За глаза, конечно. «И откуда люди набрались таких вульгарных мыслей?» — думал Тимашев. К его печали походка стала не единственной неприятной особенностью «новой метлы». Большая часть государственного бюрократического аппарата бросилась перенимать привычки Императора, без оглядки и разума. Стараясь угодить или отметиться перед августейшим ликом. Смешно сказать — атлетикой и целым перечнем других полезных для здоровья вещей стали «увлекаться» даже самые отпетые лежебоки. Раньше они с дивана то вставали с трудом, а теперь вон — в залах занимаются, спуская по три пота. Это поведение безмерно удивляло Александра Егоровича, уж больно диковинным и непривычным оно казалось. Ведь раньше Император, ежели чем и увлекался, то это было его личным делом. По большому счету, всем было плевать на этот вопрос. «А теперь…» — Тимашев вновь вздохнул, наблюдая за тем, как одно появление Императора навело порядок и придало жизненного «огонька» всем присутствующим. Даже ему.

Впрочем, Александр не очень радовался подобному поведению чиновников. Можно даже сказать, что он раздражался. Тем не менее, по возможности, старался не мешать народу «сходить с ума», заявляя, что это сумасшествие хотя бы полезно для здоровья. По крайней мере, в вопросах здорового образа жизни и таких увлечений как верховая езда, стрельба, фехтование и прочее.

Многое переменилось за недолгое время правления нового, тринадцатого Императора. Уже теперь, спустя всего лишь квартал, к удивлению окружающих выяснилось, что для явления трусости и глупости перед лицом Хозяина требовалось быть очень смелым человеком. Он не любил ни тех, ни других. Органически не переваривал. Поэтому Александр Егорович готовился к каждой встрече как к решающей битве, почитая ее столь важной, будто в ней решается исход не только его жизни, но и будущее всего человечества. Только такой подход и помогал. Ему каждый раз было страшно. До дрожи, которую он едва сдерживал. Особенно в те моменты, когда его взгляд сталкивался с глазами Императора. Но некая возбужденность и взвинченность, вкупе с правильным настроем, позволяли не пасовать перед лицом столь грозного и опасного человека. Видит Бог, Тимашев не желал становиться Министром Внутренних дел, но не сумел ответить отказом на прямое предложение. Отказать Ему осмеливались лишь немногие, особенно после той жуткой, кровавой осени… страшной осени.

— Итак, товарищи, с вашего позволения я начну наше заседание. Первое в этом году. Думаю, вы все в курсе текущих перестановок, поэтому предлагаю сразу перейти к делу. Александр Егорович, начинайте. Вы, если мне не изменяет память, подготовили отчет о текущем состоянии Санкт-Петербурга?

— Совершенно верно Ваше Императорское Величество. Мне развернуто доложить или ограничиться общим выводом?

— Давайте начнем с выводов, а если коллег что-нибудь заинтересует, думаю, они зададут уточняющие вопросы.

— Хорошо. Итог ревизии ужасен. В ходе летней попытки государственного переворота и последующих беспорядков уничтожены или сильно повреждены практически все здания, так или иначе используемые для отправления государственной службы. Разгромлены даже музеи. Исключения были, но их немного. Например, здание Адмиралтейства.

— Адмиралтейство совершенно не повреждено? — Александр удивился — Я проезжая мимо видел местами выбитые окна.

— Да, Ваше Императорское Величество, окна действительно были выбиты мятежниками, но в незначительном количестве. Внутрь же не ворвалось ни одного бандита. Личный состав служащих Адмиралтейства и ряд моряков, в том числе отставных, стояли насмерть. Я сам не видел, так как в те дни меня не было в Санкт-Петербурге, но поговаривают, будто все подступы к Адмиралтейству были завалены трупами.

— Алексей Петрович, — обратился Александр к Путятину, — вы что-нибудь слышали о боях у Адмиралтейства?

— Да, Ваше Императорское Величество, Александр Егорович верно говорит. Капитан второго ранга Артемьев смог собрать отставников и организовать оборону. С июля по октябрь Адмиралтейство не подчинялось никому, отражая все атаки разнообразных банд. Конфисковав из разгромленных казарм гвардейских частей легкие полевые орудия, они отстреливались картечью. На подступах к Адмиралтейству действительно погибло очень много разного лихого люда. Ходят слухи, что англичане планировали штурм этого здания, но, к сожалению, подтвердить подобные сведения очень сложно.

— А этот капитан выжил?

— Да, Ваше Императорское Величество.

— Пригласите его ко мне, хочу с ним побеседовать и лично поблагодарить за добрую службу Отечеству. Также составьте списки всех отличившихся гражданских, отставных и служилых. И вообще, Алексей Петрович, подготовьте мне подробный отчет по подобным инцидентам. Я хочу отметить всех, кто проявил мужество и твердость духа в то непростое время.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество.

— Александр Егорович, продолжайте.

И Тимашев продолжил. Пройдясь по всем ключевым зданиям, которые использовались для правительственных и августейших нужд, оказалось, что почти все подлежат сносу. В строю, кроме Гатчинского комплекса и Литовского замка, оказались только Адмиралтейство, Петропавловская крепость и Кронштадт. Да еще несколько местных отделений полиции. Все остальное было разгромлено и сожжено. Так, например, на месте Зимнего дворца и Петергофа лежали обугленные руины, которые лишь местами красовались фрагментами устоявших в пожаре стен.

— Итак, Александр Егорович, давайте подведем итог этому вопросу. Как вы думаете, сколько потребуется времени и денег для восстановления наиболее важных правительственных зданий?

— Я думаю, Ваше Императорское Величество, что потребуется не менее трех лет и от пятисот миллионов рублей серебром.

— Прилично. Ускорить это как-нибудь можно?

— Не думаю, я и так озвучил очень оптимистичный прогноз. Боюсь, что в три года строители вряд ли уложатся и им потребуется четыре, а то и все пять лет. Город такого удара никогда не переживал.

— Хорошо. — Александр выдержал паузу, обводя глазами всех присутствующих. — Предлагаю вам обсудить перенос столицы из Санкт-Петербурга в Москву. — «Как перенос? Почему?» — Сразу начали доноситься с реплики с разных концов кабинета.