Впрочем, народ особенно не роптал, потому как, помимо захвата предателей, шла активная борьба и с уголовниками, которые совершенно разошлись в сентябре, подвергнув город террору, сопоставимому с тем, что учиняли англичане. С ними поступали просто: задерживали, составляли протоколы допроса, опроса свидетелей и изъятий. После чего отвозили за город и тихо расстреливали в оврагах. Возиться с разгулом преступности более конструктивными способами Александр не имел никакой возможности — нужно было быстро навести порядок. Слух о столь крутых мерах быстро распространился по городу, и уже к исходу вышеупомянутых трех недель уровень преступности упал до лучшего показателя с момента основания столицы. Уголовный мир решил переждать «грозу» и не лезть пока на рожон. Тем более что просто так выехать из Санкт-Петербурга стало очень сложно — помимо комендантского часа, значительная часть Московского корпуса встала кордонами и заставами по периметру столицы, разворачивая случайных путешественников. Покинуть город можно было только по письменному разрешению. Как-никак, осадное положение. Да и не хотел цесаревич, чтобы бандиты да предатели по всей империи разбежались.
Так что уголовники вообще посчитали, что нужно присмотреться к новым порядкам. А то уж больно «новая метла» отличалась от всех предыдущих. Даже с англичанами получалось довольно легко договариваться, а тут эти странные «кадры» с добрыми лицами и холодными глазами вели себя откровенно не по-людски. Например, выслушивая признание преступника о том, где у него спрятано награбленное, они все тщательно проверяли и забирали оттуда. И отправляли на новый цикл допросов, до тех пор, пока задержанный не признается во всех своих «заначках» и тайниках. Впрочем, признания не спасали, так как в конце все равно ждал расстрел. Сохраняли жизнь только тем, кто сдавал банды, малины, скупщиков и прочее. Да и то — не просто так, а чистосердечно покаявшись во всех делах. В этом случае им устраивали побеги с обязательством — доносить.
Конечно, пытались подкупать. Но сотрудники контрразведки получали огромные зарплаты, имели впечатляющие льготы и отвечали за свою честность не только своей головой, но и всеми своими родственниками, которых, в случае серьезного проступка сотрудника, ждала очень печальная участь. Им не было смысла так, по мелочи, «дергать». Впрочем, как и по-крупному. Ведь шанс попасться зашкаливал из-за того, что в «органах» у Александра работали только идейные ребята, да и культура доноса была очень сильно развита. Даже странное поведение могло стать причиной проверки или особого внимания.
Цесаревич уже несколько лет очень серьезно работал со своими спецслужбами, занимаясь их системным развитием, а потому они прогрессировали довольно быстро и впечатляюще. Уже сейчас та немногочисленная организация, что называлась Комитетом государственной безопасности Великого княжества Московского, была эффективней британской разведки. Ведь та все еще являлась разрозненной сетью плохо связанных друг с другом агентов с несистемным подходом к делу, а до появления каких-либо аналогов МИ6 было еще очень далеко — для подобных вещей просто еще не созрела их администрация.
Подобные обстоятельства сказались незамедлительно, а потому порядок в городе уже во второй половине октября стал практически образцово-показательным. В этот незначительный срок умудрились даже газовое освещение города восстановить, которое, казалось бы, будут еще несколько месяцев ремонтировать. И что особенно примечательно — ни в одной газете никто не написал об регулярно происходящих арестах представителей российской элиты. Все журналисты притихли, повествуя подписчикам только о том, как с каждым днем налаживается жизнь в Санкт-Петербурге. Видимо, новые веяния почувствовали все. Особенно пишущая братия, которая оказалась прекрасно проинформирована о событиях в Варшаве. То есть никаких иллюзий относительно мягкотелости и терпимости нового правителя не питала.
Впрочем, город был скорее доволен, чем нет, так как впервые за последние несколько месяцев наконец-то наступили порядок и относительный покой. А с улиц пропали бандиты и грабители. Вновь стали открываться лавочки да парикмахерские и робко налаживаться жизнь.
Глава 86
23 октября 1867 года на закрытом заседании сената Российской империи произошло слушание великого князя Константина Николаевича, который предоставил на рассмотрение материалы, собранные контрразведкой, касательно происходивших в июне-октябре событий. Никаких журналистов на собрание не пускали, однако после него была опубликована резолюция за подписью всех сенаторов, согласно которой отречение Александра II Николаевича признавалось подлогом на основании «неопровержимых доказательств, предоставленных комиссией во главе с великим князем Константином Николаевичем». Таким образом, признавались все права и схемы наследования, а Александр Александрович объявлялся императором Российской империи, восходящим на престол в строгом соблюдении законов.
Текст этой резолюции вышел 24 октября во всех газетах Санкт-Петербурга. Также в честь столь знаменательного события Саша, уже на правах императора Александра Александровича, отменил осадное положение столицы и восстановил обычное действие законов. В связи с чем 25 октября была назначена пресс-конференция в Гатчинском дворце, на которую, помимо журналистов, приглашали и различных уважаемых людей.
Город вздохнул облегченно. Ведь доброй традицией восхождения на трон была амнистия, а потому многие ждали, что император помилует задержанных участников государственного переворота. Однако такое мнение было ошибочным — Саша даже и не думал прощать предателей.
Ровно в полдень в Белом зале Большого Гатчинского дворца произошло торжественное оглашение Манифеста о восшествии на престол императора Александра III.
Неспешное прочтение сего документа слушалось очень спокойно и расслабленно, так как никаких потрясений в нем не намечалось. Ну и в самом деле, что может страшного быть в подобных «бумажках»? Однако в самом конце, после повествования о предательстве и гибели отца, Александр провозглашал новую эпоху и объявлял о созыве Земского собора, «дабы посоветоваться». Смысл сводился к тому, что «обветшалое здание» империи «кое-где прогнило», а местами в нем «завелись подлые паразиты». Потому в столь грозный час «Россия стоит на распутье: либо она возвысится, обновившись, либо сгинет, оставшись прежней». И он, император Всероссийский, принимает на себя священный долг возглавить богоугодное дело обновления. Сон у всех присутствующих как ветром сдуло — «товарищи» резко оживились, а то и вообще заерзали от неожиданно появившегося шила в «пятой точке».
Впрочем, ничего конкретного о предстоящем «обновлении» в Манифесте не прозвучало, так что гости навалились на императора с вопросами. Но и тут их ждала томительная неясность, так как Александр отвечал уклончиво, ссылаясь лишь на то, что в самое ближайшее время он займется упорядочиванием законов Российской империи и обновлением ее аппарата. В частности, количество чиновников он обещал снизить, а их качество повысить, вместе с зарплатами. Учитывая тот факт, как Саша еще в бытность цесаревичем «провел реформу» административного аппарата в Московской губернии, Россию ждала очень большая встряска, что стало более чем очевидно для гостей данного торжественного события.
Не обошли вниманием журналисты и тех, кого взяли под стражу в ходе наведения порядка в городе. Но тут Александр их серьезно расстроил — никакой амнистии не планировалось, ибо «нет смысла выпускать преступников на свободу». Зачем? Либо всех выпускать, либо никого, так как в противном случае логика воздаяния станет «лживой и лицемерной». Дворян, вина которых в государственной измене будет доказана, ждет позорная участь лишения дворянского достоинства. Вместе с ними подобное позорное наказание ожидало весь их род, за исключением отдельных заслуженных персон, в измене не уличенных. Впрочем, Александр особо отметил, что те родственники предателей, что решат самоотверженно трудиться во благо империи, будут восстановлены в дворянском достоинстве.